Джером Томпсон ворвался в его кабинет как всегда стремительно и бескомпромиссно. Без стука, ничуть не волнуясь, занят он или нет. Рейф отложил карандаш и терпеливо слушал мужчину, находящегося на пороге родительского кризиса.
Адлер понимающе покивал. О выставке он, разумеется, знал. О том, что завтра последний срок сдачи поделок, он тоже знал.  Но ему это было положено по должности, а вот внезапное озарение физрука можно было объяснить только одним – нерадивое чадо само только недавно вспомнило о «творческом долге» перед школой и не придумало ничего лучше, чем перекинуть проблему на отца.
Интересный выбор, - хмыкнул Рейф про себя, не припоминая, чтобы в школьные годы Джером делал хоть что-то руками. Ну, кроме кидания мячика и щупанья девчонок.  А еще школьные качки очень любили портить поделки тех, кто их добросовестно делал. Но напоминать об этом приятелю и тыкать в то, что карма – женщина злопамятная, он не стал. Уж больно искренне тот переживал.
- И что, что биолог?! Ты ведь не ждешь, что я за ночь взращу тебе клона в банке из-под компота? – в данную минуту Адлер вообще смутно представлял, что можно наваять за один вечер. Еще он хотел возразить, что у него есть планы, да еще какие, но, по сути, Томпсон был прав – в его внеурочном расписании не было ничего такого, что могло превзойти по важности помощь другу.
По сути, последний аргумент про пиццу и пиво был уже лишним. Рейфу было достаточно услышать «друг, помоги», чтобы принять окончательное решение.
- Ладно, я подумаю.
Но толком подумать у него не вышло. Через несколько минут он вновь закопался в работе.
***
До дома Томпсона Рейф дошел пешком – всего-то пара кварталов по свежему воздуху. Чем не повод совместить полезное с приятным, устроить себе вечерний променад, растрясти засидевшийся за день организм и сжечь десяток калорий, не прикладывая к этому особых усилий.
А потом компенсировать их пиццей и пивом.
На пороге дома его встретили радостный хозяин и его не менее радостный пес. Рейф стянул куртку, повесил ее на крючок и наклонился, чтобы потрепать по загривку собаку, добродушно улыбающуюся ему во всю широкую пасть, коей позавидовала бы и акула из фильма «Челюсти».
- А ты сомневался? – Адлер удивленно взглянул на Джерома, не успев разогнуться, - Ты воззвал к моей биологической совести. Я б не смог.
Рейф попытался обойти пса, чтобы пройти дальше в комнату, но Арья продолжала топтаться перед ним, периодически и весьма ощутимо наступая на ноги, все еще считая, что не получила достаточно внимания со стороны гостя.
- И что из этого можно сделать? – Рейф посмотрел на предложенные материалы, которые самый младший Томпсон щедрой рукой отсыпал родителю, - да еще в такой короткий срок?
Рейф понимал, что вопрос его чисто гипотетический. Он вздохнул, сделал глоток из бутылки, стимулируя мозг на креатив.
- Чтобы сделать нормальный проект, нужно как минимум, недели две. И это, если знать, что делать.
Рейф снял пиджак, кинув его на стул, развязал галстук, сунув его в карман, и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Затем он по очереди закатал оба рукава до локтей и энергично потер ладони друг о друга.
- Ладно, давай посмотрим, что нам предлагает интернет, - он быстро набрал в поиске запрос, но все, что выдал поисковик, было или слишком детское, или слишком сложное и кропотливое.
- Модель вулкана. Из папье-маше мы не успеем сделать, тут написано, что надо только сушить сутки, а потом еще красить и доделывать. Миниатюры зданий. Нет, красиво, конечно, но ты сумеешь ровно вычертить макет мэрии? Я нет. Я ж биолог, - Рейф не удержался, чтобы не съехидничать, - О, уже ближе к моей теме – вязанные мозги.  Макет вселенной слишком банально. Их уже штук пять сдали. Хотим мы повторяться или будем оригинальными? О! Пещера древнего человека. Слепить из теста гору…Ну, это хоть засохнет быстрее. У тебя есть мука?

Копаясь в куче исходного материала, из которого при желании можно было сделать много всего красивого и бесполезного, но абсолютно неподходящего для школьной выставки, Рейф в очередной раз подивился неисповедимым путям судьбы, путешествуя по которым, он, в результате, оказался здесь и сейчас. Их дружба с Томпсоном, возникшая на фундаменте хлипком и неустойчивым, тем не менее крепла с годами, удивляя не только окружающих, но, порой, и их самих. Трудно было найти настолько разных  индивидуумов, да еще и с богатым прошлым, но вот они – очередное доказательство того, что противоположности сходятся.
Дав себе однажды шанс узнать Джерома лучше, Рейф ни разу не пожалел. Друг открыл ему множество своих граней, о которых даже не подозреваешь при поверхностном общении. Например, он был хорошим отцом. Не идеальным. Не картинно-лощеным, всепонимающим и всепрощающим, но искренне любящим, заботливым и желающим своим чадам только добра. Где-то в глубине души, Рейф немного ему завидовал, печально-щемящим чувством, заполняющим собственную пустоту.
- Джек – молодец, - Адлер вытягивал из кучи длинную проволоку, словно фокусник платки из рукава, - Но для такого проекта недостаточно просто посадить что-то в горшок. Надо вести дневник наблюдения, записывать и зарисовывать, когда появились первые ростки и все такое. Конечно, все всегда это тоже делают в последний день и сразу… Но если у нас не выйдет с пещерой до утра, я согласен на великое ограбление теплиц твоей соседки.
Вручив Томпсону проволоку и рулон фольги, Рейф велел скручивать основу, так, как показано на сайте. До чего дошел прогресс, - думал он, - что нынче не найдешь в интернете.  По сетевым инструкциям современный школьник может сделать абсолютно все – от банальной поделки до миниатюрной модели космической ракеты или самодельной взрывчатки. Не то, что раньше…
- О, я делал поделку, - Рейфорд усмехнулся, заливая в большой миске муку водой и щедро засаливая эту субстанцию. Каждый раз, когда он делал замес, из миски поднималось   облачко муки и оседало на его штанах тонким прозрачным слоем, - Я делал макет внутренностей человека в девятом классе. Как раз из папье-маше. В полный размер. Для основы я взял мамин манекен для шитья, облепил его бумагой… В общем, классно получилось. Передняя часть открывалась, как дверь шкафчика, а внутри были человеческие органы… На это у меня ушло два с половиной месяца. А накануне выставки, кто-то распотрошил его, вывалив все внутренности на пол, а к «телу» дорисовал недостающие мужские органы. Мне удалось все собрать и положить на место, но товарный вид был уже не тот. Больше никаких творческих работ я не делал, ограничивался письменными.
Рейф оставил миску с тестом «доходить», внутренне содрогаясь от вида содержимого. Хорошо, что выпеченный из  ЭТОГО результат, никому не придется есть. Он сходил вымыть руки, а вернувшись, снова взялся за бутылку с пивом, на которой уже красовались его мучные отпечатки.
- Мария? Она сейчас в Вашингтоне. Обещала приехать на День Благодарения, - по иронии судьбы, Джером виделся со своей бывшей женой гораздо чаще, чем он со своей нынешней, но то, что у многих вызывало удивление и недоумение, для Адлера давно было привычным образом жизни, - Поедем к ее родителям. Еще будут два ее брата с семьями. Кучи племянников. И теща, у которой идея фикс откормить меня за праздники на целый год вперед. Ведь разве может одинокий мужчина нормально питаться! Причем, она не стесняется называть меня одиноким прямо при дочери. Так что я вернусь толстым и ленивым, не буду влезать ни в одни штаны, и приду бегать вместе с твоими футболистами по полю.
Честно говоря, Рейф предпочел бы никуда не ехать и вместо шумных и энергичных родственников насладиться компанией собственной жены, но против традиций и семейных ценностей не попрешь.
- Так что да, все нормально, праздник в одиночестве мне не грозит, если ты об этом. По крайней мере, до Рождества. Тут еще все покрыто туманом неизвестности. А у тебя какие планы на день индейки? Хотя, тут не надо гадать и далеко ходить… Буквально.
Рейф ополовинил бутылку и, призвав Джерома на подмогу, принялся оттяпывать из миски куски теста и лепить их на каркас из проволоки и фольги. Хорошо, что рельеф будущей пещеры не требовал идеальных линий, поэтому оба мужчины действовали по методу – лишь бы держалось. По локти в тесте они толкались и пихались, водя хороводы вокруг будущей поделки, обретающей предварительный (и пока еще весьма неприглядный) вид, не сдерживая хохот.
Прямо мечта моего детства. Делать что-то вместе с кем-то, а не вместо кого-то.
- Все, - Рейф поднял вверх грязные ладони, - можно запекать. А в это время мы займемся антуражем и… а, у меня пиво кончилось.

Неожиданное признание Джерома застало Рейфа врасплох. В груди екнуло, заставив подскочить пульс, оживляя давно забытые воспоминания о тех чувствах, что испытал неуклюжий неуверенный в себе подросток, когда вместо заветного звездного часа получил  очередное унижение. Но был ли он настолько удивлен и шокирован узнав, что за школьным вандализмом стоял именно Томпсон? Вовсе нет. Он или кто-то из его дружков – в этом Рейфорд был уверен еще в девятом классе, когда давясь слезами подбирал с пола растоптанные органы, испытывая весь спектр эмоций – злость, обиду, разочарование. Сжимая пенопластовое сердце, выверенное с анатомической точностью, проводя пальцем по вмятине, ему казалось, что это его самого распотрошили и вывернули наизнанку.
Воспоминания навсегда остались в его памяти, но со временем обесцветились, перестали колоть его душу застоявшейся обидой.  Это был лишь эпизод в его школьных буднях, неприятный, но не стоящий вечных страданий.  Человек взрослеет и на смену мелким и несущественным проблемам приходят настоящие беды, трагедии и потери.   
- Ну, я и не удивлен, - он обернулся к другу, на лице которого читалось искреннее раскаяние за глупый поступок, совершенный почти двадцать пять лет назад, - Да не парься ты так. Дела давно минувших дней.
Изменил ли этот небольшой факт, раскрывающий загадку прошлого, его отношение к Джерому? Рейф воспользовался паузой, пока мыл руки, чтобы осмыслить сказанное. Он прекрасно знал, что именно представлял собой Томпсон в школе. Не удивительно, если в каком-нибудь случайном разговоре всплывет еще одна нелицеприятная история из их школьных будней, но это все не имело значения. Они изменились. Джером изменился. Рейфорд изменился. Один смог осознать свои ошибки и попросить прощения, а другой – не прятаться за прошлыми обидами и уязвленной гордостью и простить. В самом начале общения, пять лет назад, они оба начали с чистого листа, узнавая друг друга заново, не зацикливаясь на репутации прошлого.
- Ничего страшного, на самом деле, - он хлопнул Джерома по плечу чистой рукой по возвращении из ванной, - Считай, что теперь ты отрабатываешь за свое небрежное отношение к школьным поделкам. Но, эта точно не будет такой крутой.
Запихивая в духовку «пещеру», Рейф малодушно подумал, что вариант с соседскими помидорами становится все более реальным и неизбежным.
Услышав о планах приятеля на День Благодарения, Рейф расстроился. Уж очень грустная картина вырисовывалась с одиноким Томпсоном на диване в обществе невкусной индейки. Он уже открыл рот, чтобы позвать друга поехать вместе с ним и Марией. Наверняка, братья Марии не отказались бы посмотреть супербоул в компании настоящей звезды футбола. И он нисколько не сомневался, что Джером сможет очаровать их жен и детей. А теще все равно сколько мужиков кормить, лишь бы добавки просили и рассыпались в бесконечных комплиментах. Причем, искренних, потому что миссис ДелаКруз обалденно готовила. Но слова так и застряли на языке, а потом смылись пивом, оставив лишь легкий привкус стыда, смешанный с солодом. При всем желании  поддержать друга в праздники, он не смог это предложить, не обсудив с Марией. Все же это была ее семья…
Может быть потом, - решил Рейф, все еще испытывая неловкость перед другом, забывая, что по сути, сам проводит в одиночестве большую часть года.
Рейф уселся на диван и начал вырезать из старого махрового полотенца, пожертвованного Джеромом ради науки, нечто, похожее на шкуры животных. По идее их надо было чем-то окрасить, чтобы они приняли более аутентичный вид. Рейф с сомнением посмотрел на пиво, и решил, что для детской поделки это совершенно неуместно. Лучше заварить кофе и замочить «шкуры» в нем.
Вопрос Томпсона сковырнул еще одну давнюю рану, куда более глубокую, чем порча детского творчества.
- Я хотел детей, - Подозревал ли друг, что ненароком влез в очень болезненную для Адлера тему. Вряд ли. Рейф понимал причины его любопытства. Действительно, он прекрасно ладит с детьми, живет вместе с одной женщиной вот уже двадцать лет, вполне логично завести собственных спиногрызов, таких же милых живчиков вроде Джека и Брендона…  Наверное, пришло время озвучить и эту историю. Рейф достаточно доверял Джерому , чтобы делиться самым личным и сокровенным.
- Я намекал Марии, потом спрашивал напрямую. Но она ссылалась на карьеру, свою занятость, вечные разъезды. В конце концов, я убедил ее, что … ничего не изменится. Она продолжит работать, а ребенок будет со мной.
Рейф потянулся за пивом, собираясь с духом, вытаскивая на божий свет давнюю историю, давно пережитую и оставленную позади, но все еще рвущую сердце.
- Когда у нее случился выкидыш…  в общем, врачи не могли гарантировать, что этого больше не повторится. Мария сказала, что это знак. Не стоит и пытаться. Не стоило. Что еще раз она этого не вынесет. Больше мы эту тему не поднимали.
Рейф посмотрел на Джерома, надеясь, что его печальные откровения не испортят дальнейший вечер.
- Это тоже дело прошлого. Десять лет прошло.  Ну и у меня есть ученики – все мои дети, - Рейф усмехнулся, - Да, были ученики. А остались лишь бумажки и, господи, вспомнить страшно – номенклатура!

Рейф прекрасно знал, как выглядит его семейная ситуация со стороны. Томпсон не был первым, кто откровенно не понимал их с Марией.  Да что далеко ходить, мать его жены, воспитанная в традициях латиноамериканских семейных ценностей, своих детей растила по тем же канонам и правилам и считала дочь своим величайшим провалом.  Мария была для нее эгоистичной карьеристкой, а Рейф чуть ли не святой, о чем теща непременно напоминала ему при каждом визите, крепко прижимая к своей широкой груди.  При этом он чувствовал себя крайне неловко, а воображаемый нимб давил морально на совесть. Это была их жизнь, только его и Марии. Он уважал ее выбор и знал, что она уважает его.
Но теперь, слушая запальчивую речь Джерома, Рейф не мог полностью отмахнуться от слов друга, и понимал, что в чем-то тот прав. Всегда прямолинейный, не скрывающий свои истинные мысли за шуршащей оберткой недосказанности и двусмысленности, Джером не признавал нюансов и многочисленных оттенков серого. Он говорил то, что чувствовал, даже не подозревая, что дотягивается до самых потаенных сомнений друга, скрытых и хорошо подавленных за долгие годы самовнушения.
А он прав, - шептал внутренний голос Адлера, - Только ты все время идешь на уступки, Рейфорд. А что она сделала для тебя? Позволила поселиться в этом городе? Невелика жертва. Может быть, ты только сыграл ей на руку, самоустранился, дал свободу. А что взамен? Хрупкая иллюзия стабильности, за которую ты так цепляешься все эти годы? Сколько можно себя убеждать, что ты ей нужен?
Рейф вздохнул, прерывая внутренний монолог. Джером наступил на больную мозоль и, сам того не желая, еще и сплясал на ней твист. Но Рейфорд не хотел погружаться в психоанализ своего брака сейчас, спорить с самим собой, что было гораздо тяжелее, чем возразить реальному собеседнику.  Поэтому он улыбался Джерому, слегка грустно и виновато, а в груди поднималась волна теплого умиления. Так приятно, когда за тебя переживают, искренне сочувствуют, даже заблуждаясь и ошибаясь.  Рейф смотрел в спину Томпсона, напряженную и застывшую, и сердце щемило от благодарности.
- Ну и как ты себе это представляешь? – Рейф невольно рассмеялся над радикальным предложением приятеля. Нет, конечно, все возможно в современном мире. Звезды все чаще рожают с помощью суррогатных матерей. Бабушки вынашивают собственных внуков для дочерей, а друзья активно делятся спермой и яйцеклетками, - Ты серьезно думаешь, что где-то стоит очередь красоток, желающая от меня детей?
Рейф чуть склонил голову, смотря на Джерома, как на ученика, который уверенно рассказывает домашнее задание, даже не подозревая, что выучил не тот параграф, - с легкой понимающей улыбкой. Он верил, что друг искренне желает ему добра, но иногда Рейфу казалось, что бывший спортсмен так и продолжает жить в какой-то своей реальности, которая лишь слегка соприкасается с его собственной.
- Ты определенно меня с кем-то путаешь. Я и в молодости то не был… тобой…популярным.  Зачем мне этот брак? Потому что я банально хочу семью. Пусть такую, пусть не идеальную, но идеальных не существует. Мой брак не идеальный, твой брак был не идеальным. Может быть, даже брак моих родителей был не идеальным, но сейчас мне уже об этом не узнать. Мы имеем то, что имеем, то, что заслужили. Я никогда не думал, что такая женщина, как Мария, вообще мною заинтересуется. У меня просто нет выбора. Или такой брак или я…
...просто останусь один.
Аргументы, казавшиеся ему всегда правильными, сейчас практически не убеждали даже его самого. Он просто привык прятаться за этот брак, оправдывать Марией свою собственную нерешительность и неуверенность. Ему далеко до Джерома, способного очаровать любую, не испытывающего недостатка во внимании.
- Бордель, серьезно? – пока Джером интенсивно замачивал «шкуры», Рейф так же направлял свои эмоции в руки и накручивал миниатюрные вязанки дров из прутиков и ниточек. Разумеется, как любой здоровый мужчина, он испытывал потребности интимного плана и в отсутствии жены, справлялся с ними традиционным самостоятельным методом.  Это, по крайней мере, ничем не грозило ему в физическом, материальном и эмоциональном плане, - Представляешь, заголовки в газетах!? Заместитель директора Хеллгейта пойман вместе с проституткой! Кому мы доверяем воспитывать наших детей?! И это помимо того, что платить за секс вообще… унизительно. Все равно, что официально признать, что просто так тебя уже никто не хочет.
Да уж, лучше быть желанным раз в несколько месяцев, чем так…
- Ну и к вопросу о продолжении рода это тоже не имеет никакого отношения, - Рейф отложил мини-вязанку в кучку готового материала, который лежал в ожидании, когда спечется пещера. С кухни уже доносился запах пропекаемого теста, оставалось только не пропустить момент и не превратить заготовку в головешку, - Желание иметь нормальную семью и желание бесконтрольно совокупляться – это несколько разные желания. И, зачастую, несовместимые.
Последняя фраза Томпсона прозвучала слегка неуверенно, будто тот прощупывал почву или на что-то намекал. Рейфорд понял, на что. Эту версию он тоже слышал пару раз, хотя прямо в лицо его никто никогда не спрашивал.
- Я понял, о чем ты, - он закатил глаза и покивал, не в силах подавить улыбку, - Ты думаешь, что я гей, а Мария – мое официальное прикрытие. Как это называется? Борода? Поверь, ничего подобного. Но знаешь, если бы оно так было, я бы тебе рассказал. Честно. Хотя, если вспомнить, как ты в школе дразнил Джима… забыл фамилию…. «петухом» и «педиком», может быть и не рассказал бы.

За несколько минут Джером накидал столько информации для размышления, что разум Адлера кипел, как доменная печь, готовая вот-вот разорваться. Вряд ли его ментальный ступор можно было списать на переизбыток алкоголя в организме - вторую бутылку он едва ополовинил, увлекшись дискуссией. Всегда способный четко разложить проблемы по полочкам и найти рациональное решение даже в нестандартной ситуации, сейчас Рейф чувствовал, что совершенно теряется, а нужный ответ и правильные слова ускользают и растворяются в пространстве. Джером поднял слишком сложные, слишком личные темы, ему бы посидеть, обдумать хорошенько, понять для самого себя, в чем именно они оба правы, а в чем ошибаются. Но времени для размышлений не было, а это, зачастую, ведет к тому, что человек говорит первое, что приходит ему в голову – правду.
- Погоди, - Рейф махнул рукой, отставляя пиво, - Ты уже намешал все в одну кучу. И детей, и проституток. Если ты предлагаешь мне развестись и найти другую женщину, которая бы меня любила, стирала мои носки  и в ближайшую декаду рожала бы в год по ребенку – это одно. Если ты предлагаешь мне развлекаться без обязательств вне зависимости от моего семейного статуса – это совершенно другое.
Забота друга была приятна. Он высказывал все, что думал  без обиняков, без закамуфлированных намеков, может быть, не совсем тактично, но с другой стороны, Томпсон терпеливо молчал целых пять лет, прежде чем раскритиковать всю его личную и семейную жизнь, а это практически личный подвиг.
И все же Рейфорду было немного обидно. Возможно позже, когда он под утро доползет домой, героически завершив марш-бросок по созданию поделки, и еще раз прокрутив в голове весь их разговор, ему станет еще обиднее. Ведь, по сути, он не считал свой брак таким уж ужасным. Он любил Марию и всегда чувствовал от нее ответное тепло и заботу. Может быть не в том объеме, в котором бы ему хотелось, но даже так было лучше, чем ничего.
- Все нормально, - Адлер старался не уронить горячий противень с «пещерой», ставя его на деревянную подставку, - Подождем, пока остынет, потом вынем вот эту часть фольги, и будет вполне себе пещера. Наждачкой только надо пройтись. Так, я поставлю ее на улицу, чтобы быстрее остыла, смотри, чтобы собака не сгрызла. Отмазки про собаку и сжеванную домашку уже не прокатывают лет тридцать.
Вытащив противень на заднее крыльцо, Рейф вернулся в гостиную, понимая, что их разговор еще не окончен. Джером просто ошеломил его потоком откровений, и если что-то из сказанного особого удивления у Адлера не вызвало, то вот остальное слегка меняло его представление о друге.
- Давай по порядку. В моем браке, конечно, есть свои минусы, которые, по твоему мнению, отражаются только на мне. Но в нем есть стабильность. И у меня есть время для самого себя. Я не должен каждую минут планировать с оглядкой на другого человека. Могу в любой момент прибежать на помощь лучшему другу, несмотря на то, что уже глубокая ночь. А когда вернусь под утро, меня никто не будет придирчиво обнюхивать, искать подозрительные следы на одежде и подозревать в разных непристойностях.
Рейф опять разбавлял серьезную тему какими-то шутками и нелепицами, но так было проще облекать мысли в слова, чуть менее стыдно и неловко. Он вообще не понимал, почему слова Томпсона так его задевают. По логике друга, можно творить все, что угодно, но не стыдиться этого. Хождение по борделям или одноразовые перепихоны – главное, чтобы самого устраивало. И заявлять это смело, дерзко, бросая вызов обществу, не заботясь об осуждении людей. Но Джером мог себе это позволить. На протяжении многих лет он был публичной фигурой, чьи поступки и ошибки обсасывались каждым медийным изданием. Чья личная жизнь была настолько публичной, что оставить и сохранить что-то в тайне, было практически невозможно. Не удивительно, что другу давно наплевать на мнение окружающих.
Тот факт, что Джером откровенно сознался в том, что является чуть ли не завсегдатаем борделя, Адлера не особо шокировало. Хотя, признаться честно, он не ожидал, что приятель, не испытывающий недостатка в женском внимании, будет пользоваться услугами жриц любви.  В представлении Рейфа Джерому вообще не приходилось напрягаться, чтобы соблазнить женщину. Но если действительно не искать привязанностей, не желать эмоционального сближения и избегать некрасивых сцен, если вдруг что пойдет не так, может быть бордель не самый плохой вариант для разовых удовольствий. Тем не менее, себя в этом антураже Рейф по-прежнему представлял слабо, но допускал, что если позволит этой мысли дать росток, то кто знает, может быть однажды он и составит другу компанию в секс-приключении. Или стоит начать с малого, со стрипклуба…
Его кинуло в жар от одних смелых мыслей. Он никогда не был большим любителем классических мужских забав, но, может быть, стоит хоть раз попробовать. Составить список дел, которые нужно успеть сделать до пятидесяти, из тех, на которые решаешься только раз в жизни. Типа прыжка с парашютом.
- И ты не совсем справедлив по отношению к Марии, - откровенность за откровенность, раз уж они так неожиданно приоткрывают друг для друга давно хранимые тайны, - Да, я знаю, что она время от времени с кем-то встречается. А ты думаешь, что я такой святой терпила, но это не совсем так. Наш брак... можно считать «открытым». То есть формально, я тоже могу с кем-то переспать и не получить скалкой в лоб. Просто мне никогда это не было нужно. Я никогда не хотел искать кого-то на стороне. Может быть, потому что тоже не хотел усложнять себе жизнь.
Рейф не знал, как бы повел себя, если бы на его жизненном пути возник человек, ради которого ему стало бы наплевать на  верность и преданность. Гипотетическая буря страстей, которая должна неизменно сопутствовать его грехопадению, одновременно и будоражила и пугала. Как знать, возникни такой соблазн на самом деле, что бы он выбрал. Сделал бы шаг вперед в неизвестность или остался на безопасном островке, прикрываясь своими принципами.
Но на этом откровения еще не закончились.
- Кажется, Джимми даже на встречи выпускников не приходил, чтобы с тобой не сталкиваться, - машинально произнес Рейф, пытаясь переварить услышанное. Он видел, как напрягся Джером, ожидая его реакции, возможно даже сожалея о случайно сорвавшихся с языка словах. Рейф решил не делать скоропалительных выводов. Вдруг он что-то недопонял, неправильно интерпретировал фразу спортсмена, - Так, погоди, правильно ли я тебя понял. Ты хочешь сказать, что…
Рейф пытался облечь свой вопрос в слова, но каждый новый вариант нравился ему еще меньше предыдущего. Ты гей? Ты играешь на обе стороны? Твой сексуальный аппетит настолько велик, что девушек уже не достаточно? В городе кончились женщины, с которыми ты еще не...? Они закончились в стане? В мире?  Как задать правильный вопрос, но при этом не обидеть человека по неосторожности, без всякого умысла, а просто потому что слишком удивлен.
- Не знал, что тебе в этом смысле нравятся парни.  Двадцать лет назад я бы ни за что в это не поверил. А уж Джимми как-его-там тем более.

Каждое слово друга било по больному, бередя старые раны, пробуждая все подавленные комплексы и сомнения. Редкий человек уверен в себе на все сто, не пытается проанализировать свою жизнь и понять, что он мог сделать лучше, ярче. Вот только одного понимания мало, нужно еще найти в себе достаточно смелости, чтобы изменить привычный ход событий, повернуть русло реки, распрощаться с устойчивыми привычками, за которыми так комфортно прятаться от жизни, и пробовать что-то новое.
Нет, Рейфорд Адлер не был счастлив. Порой, одинокими вечерами разогревая лазанью в микроволновке, он сам ловил себя на мысли – неужели это предел его мечтаний? Неужели это «все» и в жизни, перевалившей за экватор, его не ждет ничего волнительного и неожиданного, кроме полуфабрикатов на ужин и кратковременных воссоединений с женой. Мария колесила по миру, каждый ее день был наполнен новыми впечатлениями, людьми, местами, событиями. А он застрял в своем дне сурка. Одно и то же, раз за разом, до оскомины предсказуемое. Словно накатанная колея, по которой легко ехать, но сложно изменить путь.
Рейф хотел возразить Джерому и хотел согласиться с ним. Вместо этого он просто сидел с застывшей улыбкой на губах, не в силах выбрать сторону. Уходить в защиту до конца и до упора не позволяла совесть и тихий шепоток внутреннего голоса, подсказывающий, что Томпсон прав. Не во всем, конечно. Адлер понимал, как выглядит в глазах того, кто знает его чуть лучше остальных – одинокий, нерешительный, слабый. Тот, кто не может взять вожжи в руки и пришпорить коня. Тот, кто настолько привык к серым будням, что любая возможность что-то изменить, вызывает в нем страх и желание спрятаться обратно, за привычные отговорки. Но та страсть и обида за друга, что переполняла Джерома, вынуждая его резать правду-матку в глаза, рискуя получить в ответ резкую отповедь и предупреждение не вмешиваться в личную жизнь, одновременно обижала и вдохновляла. Наверное, так чувствуют себя его футболисты, которым тренер кричит: «Соберись, тряпка! Ты можешь!». И ты понимаешь, что да, ты тряпка, но, черт возьми, можешь! Осталось только разобраться в себе, решить, что именно он хочет изменить в своей жизни. Разумеется, решать это предстояло Рейфорду не прямо сейчас, под напором эмоций и давления со стороны товарища.
Тем более что поразмыслить было еще много о чем.
Рейф вглядывался в друга, пока тот степенно подогревал пиццу и ставил ее на стол. Он совершенно спокойно вытащил из коробки горячий кусок, наблюдая, как за ним потянулись тонкие нити расплавленного сыра.
- Здорово, наверное, когда ты можешь принять себя таким, - Рейф понятия не имел, насколько широк круг посвященных, но то, что друг доверился ему, многого стоило, - Мы учим новые поколения не стесняться своих желаний, не боятся любить тех, к кому тянется сердце, не боятся желать тех, кого хочет тело. И кажется, что это очень просто, в наше-то время прогрессивных взглядов и массовой толерантности.
Двадцать лет назад признаться в чем-то подобном было совершенно немыслимым. Судьба того же Джимми, затравленного и затюканного, служила предупреждением всем. Молчи, не выделяйся, не привлекай внимания.
- Какое-то время я думал, что меня постигнет та же участь, что и Джимми, - задумчиво произнес Рейф, вытирая пальцы о салфетку, - Меня спасало только то, что все считали, что я безнадежно и смехотворно влюблен в Хизер Донован. Да уж, тогда было гораздо лучше слыть ботаном-неудачником.
К чему он снова ударился в воспоминания? Зачем потянул на свет то, что не имело особого значения в принципе? Общаясь с Джерри, Рейф неизбежно проводил параллели, сравнивал их теперешних с их прошлыми, молодыми, наивными.  За годы их дружбы Томпсон не раз удивлял его, удивлял по-хорошему, в очередной раз убеждая, что он – не просто тупой качок, недалеко ушедший от себя двадцатилетней давности.  Что он не только вечное веселье и бравада, лежащая на поверхности, а человек, гораздо более глубокий, искренний, сочувствующий, открытый и не боящийся посмотреть самому себе в глаза и признать – да, вот такой вот он я. Изменило ли что-то его признание? Да, конечно. Оно открыло его с новой, неизведанной стороны, дало пищу для размышлений, но не вызвало отторжения, неприязни или отвращения. Ничего подобного Рейф не чувствовал, хотя прекрасно представлял, как сложно бывает открываться друзьям и родственникам о самом личном, самом интимном, всегда ожидая и страшась, что в ответ на откровение тебя просто оттолкнут и вычеркнут из своей жизни.
- Спасибо, что доверился. Главное, не сомневайся, на нашей дружбе это никак не отразится. Я люблю тебя, каким бы ты не был. А если ты вдруг убьешь проститутку, то помогу тебя спрятать труп. Хотя, все же надеюсь, что до этого дело не дойдет, и все проститутки  будут жить долго и счастливо.