Конец осени в этой дикой дремучей стране приходит слишком жестоко. Ледяные ветры, непрекращающийся дождь. Лошади тонут в грязи, дороги размывает в непроходимые топи. Вся земля становится одним вязким болотом. Ты искренне ненавидишь это место. Летом ты еще мог любоваться красивой природой, в чем-то неповторимой. Когда же пришел сентябрь, все вокруг словно охватило пламенем ярко-алых и золотых листьев. Больше золота ты видел лишь в Версале... Но с каждым днем эта удивительная природная красота меркла, умирая, оставляя вам лишь холод, усиливающийся с каждой новой ночью. Полили тяжелые дожди, пропитывающие одежду, порох, снаряды. Природа словно пыталась изгнать вас со своей земли, помогая этих дикарям русским. А ты лишь был вынужден мириться с неизбежным, храня у сердца письма своей жены, едва различимые от пропитавшейся дождем бумаги. Чернила едва держали отдельные слова и фразы, стекая темными каплями на эту жестокую землю. Уже тогда, в середине осени в твою душу закралось первое сомнение в вашей победе. Быстрый рывок не удался. Эта страна была слишком велика, что бы взять ее штурмом. Вы прорывались медленно, вы шли по направлению к Москве, выигрывая сражения. Но чем дальше, тем победа давалась вам все сложнее, все большие потери вы несли. Ты начал сомневаться, а это опасно. Ты слышал сомнения среди солдат, все чаще до тебя долетали отдельные фразы или слова. Но Император сказал - вы подчиняетесь. Не от необходимости, от воли его в ваших сердцах. Вы делаете свое дело, вы не отступитесь! Французская армия Напалеона не сдается и не повернет назад, когда победа уже так близка! Вот все, что нужно повторять себе каждое утро, пока эти слова не притворятся в жизнь!
С каждой ночью грязь проселочных дорог замерзала все сильнее. В воздухе уже ощущался запах мороза и приближающейся зимы. Вас это не пугало. По крайней мере Россия перестанет быть одним огромным вонючим болотом. В какой-то степени ты даже хотел увидеть тот самый снег русской зимы, о котором тебе так много говорили. Кто-то с почтенным страхом в голосе, кто-то восхваляя красоту русской зимы. Вы видели жаркое лето, ощущали ароматы полевых трав на ярком солнце, словно в родной Франции, ты чувствовал запах цветов и нагретой травы. Быть может не такой тонкий, но неповторимый... Ты видел эту осень, красивую и жестокую... Впереди была зима, по словам русских, отличающаяся своей жестокостью и суровостью, беспощадная и как говорили русские "Lutaya" словно хищный зверь. В это верилось поначалу с трудом, но чем больше шло время, а ночи становились холоднее, тем искреннее ты начинал верить в те предостережения...
Тем самым утром ты увидел яркий иней на оставшейся траве. Воздух стал острым как осколки стекла, разрезающий кожу. Лишь крепче завернувшись в мундир, ты оседлал коня. Тонкие перчатки из французской замши уже едва спасали от холода. Ваша форма едва ли была приспособлена. Под ногами хрустела замерзшая грязь, холод уже начинал накрывать вас. И тут ты искренне поверил в то, что говорили люди. Французская зима - это осень для России... Настоящую зиму француз увидит и никогда не забудит. А ведь на дворе был всего-лишь ноябрь...
Медленный ход лошадей убаюкивал. В попытках согреться солдаты пили подогретое вино, оно немного согревало и давало мозгу возможность думать. Но от него еще больше хотелось спать. Это ли стало причиной? Или же общая усталость... С момента последнего сражения прошло пять дней, через день вы должны были дойти до точки сбора с третьим кавалерийским полком. Вы не ожидали нападения сейчас... Никто не ожидал. Засада оказалась неожиданной. Русские всегда умели отлично прятаться. Ты и не заметил ничего, лишь первый выстрел, разбудил задремавший мозг. Офицер перед тобой на две лошади упал замертво. Сознание лишь зацепило кровь, брызнувшую от выстрела в висок. Тело среагировало быстрее. Пистолет и выстрел в сторону стрелявшего. Лошади испугались неожиданности, начался переполох. А потом эти русские. Их было гораздо больше. Помнишь, скольких ты убил прежде чем какой-то bâtard не выстрелил в твою лошадь. Как она не придавила тебя, чистая случайность. Ты вдоволь насмотрелся, как павшие на поле боя кобылы давили своих наездников, ломая их хребет и дробя кости под собственным весом. Ты же успел упасть с нее, обнажая шпагу. Когда-то тебе не было равных в фехтовании, быть может ты и победил бы, да только вот... Чертова кляча! Упав с нее ты вывихнул плечо. Чертова лошадь, чертова Россия, чертовы русские свиньи! От боли в глазах темнело, чертов вывих в плече разносил боль по всему телу. Ты твердил себе, что боль - это пустое. Это ничто для офицера Наполеона! Но тело просто отказывалось слушаться. Ты сумел нанести рану противнику, куда бежать, тебе не совладать со всеми. В ушах звенело от сотен выстрелов и звона французских шпаг и гусарских сабель. Перевернувшаяся телега - хоть какой-то шанс укрыться от выстрелов. Бежишь туда... Легкие горят в груди, словно воздух стал вдруг обжигающе горячим или же наоборот слишком холодным. При каждом вздохе вырывается пах. И холодно и жарко одновременно... Успеваешь забежать за укрытие, что бы перезарядить оружие. Слава Богу порох шел и не промок! Ледяной звук обнажающейся сабли заставляет обернуться. И встретиться с глазами противника. Чувствуешь сталь у горла? И холод ярко-голубых глаз. Тебя поймали словно дикого зверя, смешно сопротивляться, верно? Разжимаешь руки, бросая на землю оружие. Ты проиграл... Чертовы русские...

Помнишь свой дом? Помнишь свою жену, Антуан? Помнишь ее ярко-голубые глаза? Как она провожала тебя в ожидании скорой встречи. Ведь именно это ты ей обещал, верно? Что все это продлится совсем недолго, что месяц-два, и вы вернетесь в отчий дом. В каждом письме она писала так, словно уже совсем скоро увидит тебя. Мог ли ты подумать, что этой встрече больше никогда не случиться? Еще как... Ты не из тех, кто тешит себя глупыми надеждами. Не из тех, кто живет с пустой надеждой на мнимое спасение. И ты уже прекрасно понял свое будущее. Для это много ума ненужно... Едва завидев эти холодные глаза русского мальчишки, совсем еще юнца, ты уже понял, ты увидел в них свое будущее. Бояться и переживать нечего, все это пустое. Ты не понимаешь русского языка, но язык войны и врага всегда доходчив и ясен. Тебе связывают руки, чувствуешь этот холод? Боль от веревки через тонкую замшу белых перчаток. Запястья сжимает так, что пальцы холодеют. Что бы не вырвался француз, так кажется, говорит кто-то из них. Русские хорошо знают французский. Почти все...
Дорога долгая, ноги проваливаются в грязь, вывихнутое плечо отдается искрами боли из глаз. Помнишь, как дошли? С трудом запоминаешь дорогу, больше ненужную тебе. Провожаешь глазами трубы павших братьев, не испытываешь боли? Больше не чувствуешь ничего, лишь неминуемую смерть. Уж лучше умереть в бою - нет лучше под луною участи чем смерть за родину, за своего императора... Лошадь идет неровно, спотыкается о камни на дороге, проваливается копытами в грязь. Ты не понимаешь русскую речь, но отчетливо слышишь их смех. Можно догадаться о чем идет речь, но зачем тебе это? Имеет ли все это какой-то смысл? Одежда пропитана кровью, чужих - не твоей, но от того не радостнее и не легче. Твою жизнь пролили всего на миг. Взаймы ты получаешь этот день, придется скоро отдавать... А над головой лишь серое, тяжелое небо, давящее к земле. Снег долетает едва ли не тая, резкий, мокрый. Отвратительная осень...
Вы приезжаете в сгоревшее практически до тла село. Здесь и там лишь угли и запах остывших костров. Единственный дом, уцелевший после пожара. Знакомое место? Конечно... Едва вчера вы подожгли это место, уходя. Что смогли - забрали с собой. Видел ли ты свое будущее в огне костра, что сам же разводил? Знал ли, что вернешься сюда уже на следующий день...

- Куда вы направлялись? - резкий удар разбивает губу. Глухой звук отдается эхом, русские не жалеют врага. Вы тоже. Вы стоите друг друга. Перед тобой не офицер. За ним послали... А пока лишь тебя лишили всех пуговиц на мундире, эполет, вырванных с тканью. Но ты молчишь... Когда с тебя стирают все отличительные признаки, молчишь, когда забирают оружие, когда грабят тебя. Молчишь даже, когда забирают письма жены... Вдруг в них что-то важное...
- Может быть русские пишут женам места своей дислокации и планы командования, но мы во Франции женщин к войне не допускаем... Поэтому вас бы не взяли сражаться уж точно... - русские отлично знают язык. И отвечают тяжелым ударом. Рот моментально наполняется кровью.Кажется выбили зуб, скула горит от боли, ты бы давно упал, да только держат. Тебе вправили плечо, перевязали, да только теперь сжимают так, что крик рождается сам собой супротив твоей воли.
- Ладно, на рассвете приедут его допросят. Оставьте его. А тебе мы советуем подумать... Жить-то тебе все равно до рассвета осталось... - падаешь, больше не сдерживаемый русскими, слышишь их громкий смех. Знал ли ты о таком исходе? Конечно знал...
Есть время подумать. Нет, не над ответом для русских. Над своей жизнью, вымолить последнее прощение у Господа... За смерти, что принес на эту землю, за то, что вступил на нее... Давно уже ты понял, что все это было напрасно, вам не победить в этой войне, вы уже проиграли. Французы не справятся с этой зимой... Но и своих ты предавать не собираешься. Выход только один, и ты давно уже его не страшишься... На все воля Господа нашего - так говорил священник перед вашим отъездом? Жаль лишь жену...
Дверь с громким скрипом открывается, заставляя тебя поднять глаза. Нет сил ни реагировать, ни двигаться. Боль от падения, боль от ударов - все это ничто... А вот боль от потерянной гордости, что ты по осколкам собираешь на русской земле, среди влажного сена, пахнущего слякотью и плесенью... Больше у тебя все равно ничего нет. От вида протянутой еды мутит. Настроения нет даже что-то говорить. Смотришь на мальчишку, да это же тот самый твой пленитель. Тот самый юнец с глазами северного волка. Ты не в силах отказать себе в последнем удовольствии посмотреть на него. Даже сев подальше от тебя, скрывшись за письмом, ты хорошо можешь его рассмотреть.
Хочешь что-то сказать? В горле стоит вкус крови, саднит боль и холод, разрывая легкие изнутри. Смочи горло, кислый запах забродившего вина в смеси с водой. Прекрасная Россия... Делаешь глоток, закашлевшись, оставляешь бутыль.
- Могу я попросить тебя об услуге? - ты не собираешься давить на жалость, ты не умеешь этого. Но мало ли... - Вон там... - показываешь в сторону двери, - письма моей жены... Могу я получить их обратно? У меня их забрали. Это все, что у меня осталось... Я хотел бы прочитать их еще раз... - перед смертью... Это ты хотел добавить, ведь так? Вновь ощутить ее тепло, запах ее волос... Тебе остается лишь смотреть в голубые глаза мальчишки, так похожие на ее, и ждать милости от врага, что посадил тебя в клетку... Что решил за тебя твою участь. Он может отказать, наверняка бы сделал это, будь на его месте кто-то другой. Но почему, почему ты так уверен в том, что этот не откажет? Что ты увидел в этих глазах? Что-то родное, что-то до боли знакомое тебе по дому... Тоску...

В конюшне становится темнее, ночи здесь приходят рано и остаются надолго. Ты не любишь эти ночи, они таят в себе лишь опасность и холод. Прибирающий до костей, не несущие ничего кроме боли, опасности и смерти. Ты видел, как храбрость солдат постепенно уходила, покидала вас. Как отчаяние все больше завладевало сердцами. Опасный яд, прибирающийся в самую душу и губящий ее. Человек в отчаянии способен на безрассудство, он не задумывается больше не над чем. Им движут лишь инстинкты, как загнанного зверя. Ты видел, как солдаты стрелялись, лишь бы прекратить это. Как осознавая, что больше они не вернутся на родину, они выходили на пики и выстрелы врага. Ты долго держался, ты не давал себе возможности пустить страх в сердце. Холодная осознанность происходящего, вот, что ты выбрал. Более ничего. Ты понимал происходящее, но не желал испытать на себе страх. Ты лично отправлял на тот свет своих солдат, сошедших с ума. И за это тоже тебе предстоит ответить... За многие вещи, что ты совершал в своей жизни. Страшно ли тебе? Безумно... И в этом признаться ты можешь лишь самому себе. Но нет, ты не поддашься отчаянию. На это нет времени. Даже перед лицом смерти ты сохранишь достоинство, ты не опустишься на колени. Ты офицер армии Напалеона. Ты отвечаешь за его ошибки и решения, но он твой император. Не это ли твоя задача, не для этого ли ты рос. Таков удел каждого, служить своему правителю, каким бы он ни был.
Твоя жена была против твоего отъезда, ссылалась на скорое рождение вашего первенца. Ты не увидишь его... Лишь знаешь его имя, Решар... Мальчик родился всего месяц назад, без тебя. Ему останется лишь слушать истории о том, каким был твой отец. И даже в тот последний миг, что предстанет перед тобой, ты не опустишься до страха и отчаяния. Что бы никто не сказал твоему сыну о том, что его отец сдался.
Ты видишь, как юнец выходит, закрывая за собой дверь. Ты слышишь их разговор, но ты не знаешь языка. Впрочем и без того тебе не стоит гадать о смысле сказанного. Ты знал бы свою участь даже если бы тебе не озвучили ее. Русские не оставляют пленных. Страна суровых людей, заботящихся о своих. Зачем кормить еще один рот, тем более врага. Война - не место для сантиментов и жалости. Кто испытывает жалость - долго не живет. Война холодна и жестока, она не знает чувств и эмоций. Она губит человека, выжигая его изнутри.
Когда мальчишка возвращается, в тебе нет желания смотреть на него, кроме простого осознания красоты. Как бы жестока и безобразна ни была война, в ней всегда будет место красоте, изувеченной, забитой, затоптанной, но ничуть не уменьшенной. И в мальчишке была красота. В обычном русском солдате. Красота нетолько внешняя, ты чувствовал эту красоту, еще не загубленную в его сердце. Ту любовь, то тонкое и юное желание правды и справедливости. В этой войне правда была на его стороне, а не на твоей. Это ты отрицательный герой вашей книги. И это ты, по правилам любого опуса или романа, должен быть побежден героями этой истории.
- У тебя есть дети?
Ты не смотришь на него, прикрывая глаза и вздыхая. Нет смысла переживать или же чего-то ждать... Излишние страдания ни к чему не ведут. Странно, но именно сейчас, отчего-то ты ощущал себя свободным. Странно, но именно сидя в плену в ожидании собственной смерти ты впервые за очень долгое время мог вздохнуть свободно, полной грудью, ощущая что более ничем не связан. Над тобой нет приказов, лишь скорая встреча с костлявой открывает истинную правду вещей.
- Да, у меня есть сын. В последнем письме в твоих руках моя жена пишет о том, что у меня родился сын... Его зовут Решар. Когда я уезжал, моя жена молила, что бы я вернулся до его рождения. Очередная клятва, которую я нарушил... Их было слишком много в моей жизни, пусть же будет еще одна...
Открываешь глаза лишь слыша приближающиеся шаги. Мальчишка так близко, как не был даже на поле битвы. И взгляд совсем другой. Чувствуешь тепло, несколько от прикосновений, как от его взгляда. Не сдерживаешь мягкую улыбку, тронувшую твои губы. В этом месте ты забыл о простом человеческом тепле. Чувствуешь легкое сожаление, когда мальчик убирает руку, поднимаешь глаза, рассматривая его лицо, юное красивое, едва лишь тронутое горем. Вернется ли он именно таким или же его взгляд навсегда останется омрачен болью и потерей, всеми жестокими уроками войны. Об этом было больно думать... На мгновение в голове предстала картина широких русских полей, что ты видел. Белоснежный конь с юным наездником, что беспощадно топчет молодую поросль под ногами. И аромат весенних цветов дурманит голову. Ты представляешь, как еще до войны этот мальчишка жил самое обычной жизнью, как и все в его возрасте, жаловался на скуку и мечтал о боях. Или быть может ты вновь ошибаешься...
Предложение русского слишком неожиданное и странное для тебя, заставило удивиться и внимательнее взглянуть в его лицо. Это шутка? Проверка? С одной стороны ты мог бы согласиться, но а что дальше? Тебя пристрелят на месте, если увидят. Тебя не примет армия Наполеона. Тебе грозит в лучшем случае тюрьма, коли ты сможешь все-таки сбежать... А что ждет его? Хватит губить чужие судьбы. Прими свою и доживи ее достойно...
- Спасибо, но я откажусь, - быть может твоим сердцем все же завладело отчаяние, но ты еще никто не мыслил так трезво и здраво, это ты мог сказать точно... - Не стоит тебе погибать за врага. Ты еще юн и ты в этой войне победитель, мальчик. Я же готов получить то, что мне причитается и не буду бежать словно трусливая крыса.
Подаешься чуть вперед, смотря на него внимательно.
- Антуан... Антуан де Жерне... - на мгновение кидаешь взгляд на письма в его руке, - оставь себе... Быть может ты будешь тем, кто сжалится над судьбой моей несчастной жены, и сообщит ей о смерти ее мужа... Что бы она могла надеть черной и отдаться страданием. А после вновь выйти замуж и жить счастливо до кона своей жизни, рассказывая моему сыну о том, кем был его отец и как он погиб, не испугавшись врага и достойно встречая свою судьбу...
Улыбаешься, дотрагиваясь до теплой руки мальчишки, держащей письма. Твои холодные пальцы уже с трудом ощущают что-либо, но тепло чужой руки ты ощущаешь практически всем телом. И инстинктивно тянешь к этому теплу, отдаваясь лишь чувству, отпуская разум и здравый смысл хотя бы на мгновение. Тянешься рукой к его лицу, подаваясь вперед. Ощущаешь запах ветра и холода, крови и пороха. И где-то там, совсем вдалеке аромат весеннего солнца и цветов, что растут на русских полях...

Взгляд падает на тонкое дрожащее пламя свечи, что стоит у двери. Крохотный свет в этой всепоглощающей тьме, крохотное, дрожащее тепло в уничтожающем холоде. Как сердце мальчишки, оно еще бьется и озаряет своим светом эту тьму, всепоглощающую, убивающее своим холодом и болью, неизвестностью и страхом. Смотришь, смотришь, смотришь, желая запомнить то, что показала тебе Россия. Что даже среди этого холода, неприветливости, жестокости самой природы и людей, есть то, за что ее можно и полюбить... Ты смотришь так внимательно на красивое лицо, слушаешь французский с легким акцентом, необычным, слышимым лишь в России...
- Я не хочу быть твоим палачом - видишь горечь в глазах мальчишки? Слышишь, как дрожит его голос? Он не догадывается, насколько прекрасен в этот момент. Что способен закрыть собой весь страх и боль обреченного француза. Крохотный огонек света и тепла во всепоглощающей тьме.
- Тогда стань мне другом на эту ночь... - ты говоришь тихо, что бы не спугнуть, не нарушить, не испортить тонкую грань понимания между вами... Чувствуешь горячее дыхание на своих руках, улыбаешься... Он трогателен, он наивен и в чем-то еще невинен. Юность смела и сильна. Он забудет. Все это сотрется из его памяти с годами. Он проживет долгую жизнь и никогда не вспомнит о французе, которого встретил под Смоленском той суровой зимой, когда снег еще не накрыл землю белоснежным покрывалом, лишь таял в липкой и скользкой грязи. Ты стараешься запомнить всю красоту России в этом мальчишке. Ее наивность и жестокость, какой ласковой она может стать прежде чем уничтожить тебя. Вся красота русского неба в этих глазах, все тепло летнего русского солнца...
Он садится рядом, чувствуешь плечом его плечо. Он хочет слушать о твоем доме... Путешествие из России во Францию. Хочет в твоих словах найти сходство со своим домом...
- Я жил на юге Франции... У нас большие поля, где моя семья много веков выращивала виноград. Крестьяне собирают этот виноград, давят его... Делают вино. Оно почти черное по цвету и сладкое словно сама любовь с легкой горечью жизни. Каждый год оно разное. Когда я уезжал, мой смотритель обещал, что вино этого года назовет в честь моего сына. И прибережет несколько бутылок до его свадьбы, - откидываешь голову назад, на мгновение лишь прикрывая глаза. Желаешь вновь ощутить аромат виноградника, услышать, как летом в жаркий полдень слышны лишь насекомые, опыляющие цветы. Вновь вспомнить свою жену, сидящую за столом на веранде, а закатное солнце заливает золотом ее кожу, - На рассвете первые лучи окрашивают виноградники постепенно... Холм за холпоп, они по очереди ощущают тепло нашего солнца, распускаются... Весной наш край наполняется таким ароматом, что к нам съезжаются парфюмеры со всей Франции... У нас иные зимы. Они мягкие, почти бесснежные... Лишь иногда морской ветер приносит холод. Мы укрываем наш виноград от него, что бы весной вновь ощутить эти ароматы и летом получить будущее вино... Мы добавляем апельсины, ягоды, фрукты. Вино выходит невероятным. Моя жена обязательно пришлет тебе его, я уверен. Как благодарность за то, что ты был рядом...
Смотришь на него. Последнее тепло, которое так страшно потерять. Последний луч света, за которым ты так спешишь. Не выдерживаешь этого холода. Не выдерживаешь страха, что пожирает сердце, как ядовитая змея. Прижимаешь мальчишку к себе, крепко, желая ощутить чужое тепло, желая услышать биение сердца, что пьянит сильнее кислого русского вина. Тебе это просто необходимо. Отчаяние слишком сильно подкралось к тебе, ступая мягкими лапами по самой душе. Тебе страшно...
Ощущаешь под согревшимися пальцами кожу, совсем близко, совсем непристойно... Он так красив, что ты не можешь удержаться. Всего-лишь мгновение прежде чем оттолкнет, убежит, испугается. Прежде чем вновь ты станешь врагом в его глазах. Ведь так? Да, именно так и будет, ты уверен. Но пока... Касаешься сухих продрогших на русском холоде губ, чувствуешь вино на них. Совсем немного, всего мгновение, но в этом мгновении все отчаяние твоей души, весь страх, вся боль. Готовность быть отвергнутым, оттолкнутым. На все готов... Но чувствуешь биение сердца в тонкой жилке под ухом, на обжигающе горячей коже... Всего мгновение, еще немного... Так сложно сдерживать свой страх... Слишком близкий поцелуй, слишком желанный, дурманящий, заставляющий доказать себе - ты еще жив...
- прости... - чуть слышно шепчешь в губы, заглядывая в его глаза...