Помнишь тот день? Тебе три... Вокруг витает запах осенней листвы, согретой солнцем. Чистое голубое небо, еще не остывшая после летних месяцев земля. Твои родители устроили пикник. Чувствуешь запах барбекю? Вы в Америке, у бабушки с дедушкой... Они радуются, когда видят тебя. Их славный малыш, наследник всего из состояния... Все словно в слоумо, отрывки из далекого прошлого, всплывающие на поверхности твоей памяти. Говорят, перед смертью человек видит всю свою жизнь... Брехня! Ничерта он не видит. Ты ничего не видел. Быть может, конечно, ты не был на той самой грани... Но тоже едва не помер...
- Мистер, Бишоп, начнем сначала? Что вы помните? - ничерта... Ты не хочешь помнить ничего. А им нужно проверить, нет ли у тебя амнезии... Белоснежная палата давит на мозг свей стерильностью, она выжигает какие-либо чувства. Тебя накачивают обезболивающими препаратами, что бы ты не чувствовал вообще ничего. Кажется, у них это получается... Твою ногу собирали по кускам не один час, если забыть про прием препаратов, ты взвоешь от боли. Тебя всего собирали по кускам. На тебя тратят уйму времени и сил, ради чего? Потому что кто-то чувствует свою вину слишком остро...
- Начните с самого начала... - врач напротив старательно делает вид, что ему не плевать. Он знает про тебя все, что ему нужно, но он хочет услышать все это от тебя. Что бы понять, нет ли повреждений мозга... Нет ли потери памяти. Нет ли всего того, с чем можно выставить новый счет твоим родителям, опираясь на врачебную тайну, как тайну исповеди.
С самого начала...
- Пожалуй, стоит начать с моего отца. Вы ведь с ним знакомы? Тот не самый приятный человек, похожий на меня как две капли воды. Когда-то он был не таким. Когда ему было двадцать пять, Джеймс Джордан подавал невероятные надежды как инженер в тяжелом машистроении. Но он не мог добиться ничего из-за того, что был родом из угольных районов Британии. Его судьба была до самого конца жизни стоять на угольной шахте и следить за работой всех показателей. Но ему эта перспектива не нравилась... Джеймс пошел покорять мир. Уж не знаю, какому дьяволу он продал свою душу, что встретил на своем пути Элизабет. Да, всю жизнь своим детям они твердили, что встретились на международной выставке машиностроения. Тогда Джон уже работал помощником инженера, а Элизабет пришла туда со своим отцом. Но что-то подсказывает мне, что все было несколько прозаичнее... Элизабет в самом деле пришла туда вместе со своим отцом - Чарльзом Бишопом, большим человеком в производстве станков для самых крупных заводов в Британии и Америке. Этот наполовину британец, наполовину американец, вряд ли так просто допустил бы брак своей единственной дочери с каким-то выродком из рабочих окраин. Об этом он иной раз повторяет до сих пор, что б вы понимали... Я думаю, что их романтизированная встреча произошла в баре недалеко от того места, где проходила конференция. Джеймса послали все крупные работодатели, а Элизабет устала чувствовать себя коровой на базаре... Уверен, встреча прошла так успешно, что уже через некоторое время, молодые появились перед родителями с объявлением о том, что Элизабет беременна. Вы должны кое-что знать о моей семье - это люди очень старой закалки, которые являются чуть ли ни фанатиками христианской церкви. Подумать о том, что бы сделать аборт для них было сравни горению на праведном костре. Делать нечего... У стариков будет наследник, ну что ж поделать, если придется терпеть этого выскочку, что обрюхатил их дочь. Если у Чарльза были планы найти Элизабет выгодную партию, ему пришлось смириться с тем, что подобному не бывать. Свадьба, подаренный дом и работа на семью Бишоп. Думаю, новость о том, что Джеймс решил взять фамилию своего тестя, не будет для вас удивительной...
Так и сложилась новая ячейка общества. Вскоре на этот свет родился я... Честно, я никогда не мог пожаловаться на недостаток внимания или родительской любви. У меня очень хорошая семья. Я очень люблю своих родителей... Правда вот с отцом всегда были какие-то разногласия... Думаю, все от того, что он находился под постоянным прессингом моего деда. Старик так и не смирился в тем, что дочка выбрала в мужья вот это... Он постоянно дергал зятя, постоянно придирался к нему. Часты были скандалы. Он устраивал ревизии и проверки на заводах. Все это сказывалось угнетающе на психике моего отца. Всегда и всюду ему твердили "Ты должен быть примером! Ты должен быть идеалом!". Догадываетесь, кому он транслировал подобные мысли? Думаю, что все, что произошло - это был выплеск. Выплеск того, что копилось в моем отце все эти годы. Каждый день ему твердили о том, каким он должен быть, о том, что все, что он делает - плохо и неправильно. Ни разу он не слышал похвалы от моего деда. Старик придирался ко всему, не только к делам. Его злило то, что мой отец мало времени проводит с семьей, что я заболел или в пять лет разбил коленку на поле... Всюду крайним старик делал моего отца. Отец же пытался воспитать меня так, что бы мною можно было гордиться. В четыре года меня отдали в спортивную секцию. Я всю жизнь любил футбол, сколько себя помню. Сперва секция, затем спортивная школа. На каждый мой матч приходила вся семья, пока дед с бабушкой не уехали в Америку. Лишь однажды, перед своим отъездом, дед похвалил моего отца. Мне было шестнадцать... "Ты вырастил хорошего парня, Джеймс"... Кажется, более счастливым я своего отца никогда не видел. Для окружающих мы были идеальной семьей. Никто не знал, что творилось внутри нашего дома. На фоне вечных придирок, стресса и требований мой отец сходил с ума. Он обращался к церкви, мы посещали ее каждую неделю, жили по христианскому календарю. Моей младшей сестре запрещалась косметика, яркая одежда. Отец следил за тем, с кем она гуляет, когда приходит домой, как одевается и что делает в своей комнате. Когда сперва мне, затем моей сестре исполнилось четырнадцать, в наших комнатах исчезли двери. Отец снял для того, что бы всегда контролировать нас. Помните, я говорил, что контроль моего деда его практически убивал... Ему нужно было куда-то выплескивать все это. Были мы с сестрой... Я занимался футболом и по мнению моего отца, у меня не должно было быть времени больше ни на что. У меня не должно было быть друзей, отдыха и даже учебы. Переходный период дался мне очень тяжело, были скандалы, связанные с моей жизнью. Как бы так вам сказать...
Меня растили с твердой убежденностью, что я должен подавать пример. В цепких рамках христианской догмы. Представляете, что творилось в моей голове, когда в шестнадцать лет я влюбился? И осознал, что жизнь моя на этом кончена... Это был капитан нашей команды, парень живший на нашей же улице. Мы вместе прошли с ним в юношескую сборную и знали друг друга с самого детства. Можно сказать, что он был моим лучшим другом. В тот миг, когда я понял, что моя жизнь кончена, отец просто уничтожит меня, я позор семьи и вообще позор перед Богом и всем естеством, именно Томас дал понять, что это не так. Что мир не заканчивается на том, что что-то идет не так, как сказали тебе родители, что земля не рушится под ногами от одного поцелуя, а тебя не захватывает гиена огненная. Что даже не так страшен ад, когда ты понимаешь, за что туда попадешь... Я успокоился, но мысль о том, что отец может все узнать все еще весела над нами. Мы скрывались два года... Всеми правдами и неправдами. Периодически меня раздирало желание признаться моим родителям, но что-то мешало это сделать. Когда я видел, что отец терроризирует мою сестру, однажды я едва не рассказал ему все. Просто что бы проучить. Что бы дать ему понять, что прогулки с подружками в клуб - не самое страшное! Что желание встречаться с кем-то в семнадцать - это нормально. Что есть вещи, которые могут шокировать его куда больше. Но почему-то я этого не сделал. Испугался, наверное... За два года я сотню раз придумывал тысячи способов рассказать своему отцу и все они тонули в моей трусости. Я продолжал играть в футбол, быть примерным сыном, ходить в церковь и каждый раз представлять, как моя душа горит за те тайны, что я храню.
Так продолжалось два года... Мне исполнилось девятнадцать. В этом году я должен был окончить школу, меня приглашали все известные футбольные клубы. Я целился в Манчестер Юнайтед...
В тот вечер родители и сестра должны были отправиться на рождественские каникулы в Америку с бабушке с дедом. После окончания тренировок приехал бы и я. Я не знал, что отец решил составить мне компанию и прилететь со мной. Я не знал, что он не уехал с ними... И я даже не догадывался, что из аэропорта он поедет сразу домой... Помните, я говорил, что в наших с сестрой комнатах не было дверей? Мы привыкли уже. Отцу не пришлось даже специально заходить, что бы увидеть то, что он увидел...
Замолкаешь, переводя взгляд в окно, за которым мягкий снег опускается на подоконник. Ты был в коме пять дней... Официальные данные были таковы: Харви Бишоп и Томас Эрлей после тренировки решили направиться в бар. Там выпив, молодые люди повздорили с местными на почве финансового неравенства. Выйдя из паба оба молодых человека направились в сторону дома, однако местные нагнали парней и избили. Харви Бишоп получил множественные переломы, ушиб мягких тканей и черепно-мозговую травму. Томас Эрлей получил травмы не совместимые с жизнью... Томас умер не приходя в себя по дороге в госпиталь. Это была официальная сводка, с которой тебя ознакомил отец, когда ты пришел в себя. В его глазах не было сожаления. Он искренне надеялся, что ты ничего не помнишь. Ты смотрел на него и не видел в нем человека, которого знал всю свою жизнь. Ты пытался разглядеть в нем того, кого называл отцом... Нет, перед тобой стоял человек, убивший твоего любимого человека, и едва не уивший тебя.
- Хотите знать, как все было на самом деле? - ты поднимаешь глаза на врача. В нем впервые заметна заинтересованность. Он все равно ничего не сможет сделать с полученными данными. Врачебная тайна. Даже если он все расскажет полиции, ты от всего откажешься. Твои слова вообще не будут браться в расчет. Тебя били по голове, Бог знает, что тебе привиделось...
- Мы никогда не были у меня. Я ужасно боялся своего отца, а Томас никогда не настаивал. В тот вечер мы впервые решили пойти ко мне. Я не знал, что отец не уехал с матерью и сестрой. И я даже не догадывался, что мой отец был в доме и все видел и знал. Я не знал, что ярость, злость, ощущение позора, собственной ничтожности или Бог знает, чего еще заставило его придумать то, что он придумал. Напасть на нас... Он позвонил своим рабочим с завода. Откуда я это знаю? Я узнал одного из них. После того, как мы были у меня, мы решили сходить выпить. Нас многие знали в этом районе, мы здесь родились и вырости, все эти люди ходили на наши матчи, знали, что мы пробуемся в команды национального уровня. Мы выпили немного тогда, я не помню, что бы я был пьян. Так... Просто была легкость в голове, не больше. Мы не заметили, как по дороге из бара за нами увязалось трое парней... Нас довели до первого же переулка, где было еще двое. Что могут сделать два девятнадцатилетних пацана против пятерых мужиков с завода, вооруженных арматурой? Не знаю, говорил ли мой отец убить нас или нет... Да только прятаться и скрываться он не планировал. Он стоял в стороне и смотрел за тем, как избивают его сына. Сына, который не оправдал его надежд, который опозорил его и попрал все законы морали и церкви. Наверное, в тот момент мой отец искренне верил в праведность того, что творил... Когда они закончили, я потерял сознание. Очнулся я в больнице спустя пять дней комы. Конечно же нападавших не нашли... Смерть Томаса была шоком для всех, ну кроме моего отца должно быть. Не знаю, ожидал ли он такого исхода... Фактически, на его руках нет крови, он не трогал нас и пальцем. Да вот только убийцей я могу назвать именно его... Когда я очнулся, он сообщил мне официальную версию. Лишь потом, наклонившись, совсем тихо он рассказал то, что было на самом деле. Что бы я знал, за что... Что бы не смел больше его позорить. Он долго требовал от меня, что бы я рассказал, кто еще знал про нас с Томосом. Кажется, он так и не поверил в то, что никто за два года так и не узнал. Тогда я рассказал отцу все. Совершенно... Наверное, мы впервые поговорили с ним откровенно. Но, знаете, облегчения не последовало. В его глазах я стал самим Дьяволом. Тогда-то я и понял, что он видел, как нас били. Потому что он сказал "Если бы я все знал, я дал бы им тебя убить. Уж лучше никакого сына, чем такой..."
Ты старательно надеваешь на лицо улыбку. Скрываешь как можно дальше боль. Боль потери, разочарования, смятения и обиды. Тебя всегда учили прятать эмоции подальше, ведь за тобой наблюдают. Тебя всегда учили подавать пример. Скрываешь пересохшие глаза перед врачом, пытаясь спрятать растерянность и незащищенность, которую ощущаешь сейчас особенно остро. Врач смотрит на тебя спокойно, может быть даже с сожалением. Он все понимает. Пока ты еще не отошел, пока в тебе еще не проснулась эта злость, которая совсем скоро затопит тебя полностью. Ты всегда был добрым парнем, тебя учили так, тебя так воспитывали...
Приходишь окончательно в себя. Остались лишь мелкие раны и сломанная нога. Прощай, футбол... Поиграли и хватит. Когда в твою палату заходит отец. Второй раз за месяц. Ты молчишь... Тебе не о чем с ним разговаривать. Ты усвоил урок. Ты смотришь на него и не видишь собственного отца... Он не ходит вокруг да около. Начинает говорить... У него для тебя две новости. Новость первая, ты уезжаешь в Америку. Твой дед, услышав о том, что произошло с его любимым внуком, собрал всех доступных ему врачей из Америки и Европы. Они исправят переломы, ты пройдешь курс необходимой реабилитации и вновь сможешь играть. Твой дед исправит все, что натворил твой отец... Ты будешь жить с ними и сестрой, которая не захотела возвращаться в Англию "неблагодарное отродье!". Новость вторая. Ты пройдешь курс лечения. На твой вопросительный взгляд он отвечает хладнокровным молчанием, опустив на стол пару брошюр. Христианский лагерь по исправлению таких как ты. В тебе сидит Дьявол, которого необходимо изгнать. Ты будешь тренироваться, играть в футбол. Но в остальное время ты будешь проходить исправление по программе католической церкви. Реабилитация и исправление гомосексуальности, Харви... Ты болен и ты требуешь надлежащего лечения...
Кажется, в этот момент первый росток злости появился в твоей душе.
Тебя увозят в Америку. Свобода и жажда денег ощущается в воздухе сладкой истомой. Свежесть приходит на смену душному затхлому запаху старого света. Ты с детства помнишь этот запах, ты любишь Америку... Родители твоей матери встречают тебя той заботой, что была в твоем детстве. Ты не горишь желанием все рассказать, но твой дед чувствует. Он говорит "Когда ты будешь готов, мы поговорим...". В нем что-то изменилось. Он больше не тот суровый холодный человек, каким был всегда с твоим отцом. Или быть может он был таким только с ним? Проходит месяц прежде чем ты все рассказывает деду. Все, что помнишь и знаешь... Ты уверен, что дед никогда не встанет на твою сторону, таково воспитание этого поколения. Но тебя никто не осуждает. Никто не кричит про Дьявола. Он молчит, просто смотрит на тебя, на переломанную ногу с металлическими спицами внутри. Тебе уже сказали, что играть ты больше не сможешь никогда... Так как играл. Спасибо, что ты не будешь хромать, если повезет. Он смотрит на твое разрушенное будущее, спокойно курит и не торопится с ответом. Он не мешает тебе жить и думать. Стоило ли все это того? Ты не знаешь. Ты никогда не задумывался о цене... Ты просто делал то, что считал нужным. Бог тебе судья. Вопрос цены - вот и все, что спрашивает у тебя дед. И больше не задает ниодного вопроса. Лишь говорит о том, что ты его внук. И исправительный лагерь все же нужно посетить... Ты ведь правда не ждал ничего иного? Ну может быть только проклятий на твою голову... Спасибо, что обошлись без них.
Проходит время, стоять все еще тяжело, спицы в ноге мешают. Что бы не потерять форму, ты начинаешь тренироваться. Увлекаешься боксом... Кто бы подумал... Ты проходишь "исправление". Молитвы, исповеди, групповая террапия. С одной стороны, они умело пробираются в мозг, как паразит, питаются твоими мыслями, страхами, желаниями. Они заражают тебя гомофобией, промывают твой разум до тех пор, пока ты не станешь их болванчиком. Пока ты искренне не поверишь в то, о чем они твердят. Пока даже совершая удар за ударом по груше ты не начнешь ловить себя на мысли, что ты был неправильным, не собой, зараженным... Пока тебе не начинает казаться, что ты победил, выиграл ту борьбу внутри, что так долго кипела. И в этот миг ты уходишь оттуда. Они сделали свое дело, промыли тебе мозг на ура... Ты продолжаешь жить в Америке, тренироваться, участвовать в боях. Кто бы подумал, что ты уйдешь в бокс... Легкий вес, футбольное прошлое, способен вымотать противника.
Возвращаться в Англию не хочется. Если бы не серьезная причина... Мама... Новость об инсульте застала тебя в Нью-Йорке во время тренировки. Сестра позвонила сказать, что маме плохо. Вы вылетели из трех разных городов, что бы столкнуться в одной точке... Манчестер. Все тот же зловонный мерзкий воздух старого света. То прошлое, от которого ты бежал, вновь накрыло душным тяжелым одеялом с головой. Тяжело вздохнуть, уголь застревает где-то в горле... Тебя не было в Англии четыре года, а кажется, будто всю жизнь.