CADMUS ALBERT GREENGRASS, PB
КАДМУС АЛЬБЕРТ ГРИНГРАСС
17 апреля 1957, Хогвартс, Слизерин, Глава Международного совета по выработке торговых стандартов
ЛОЯЛЬНОСТЬ
Министерство Магии
ИНФОРМАЦИЯ О ПЕРСОНАЖЕ
Что первое ты помнишь в своей жизни? Ярко-голубое ослепительное небо, запах скошенной травы на вашей лужайке у дома на севере Англии. Твой воздушный змей так и хочет вырваться и покинуть тебя, подгоняемый потоками ветра. Тебе пять, за тобой бежит твоя няня, а ты изо всех сил стараешься не отпустить катушку волшебного змея ярко-красного цвета, что подарил тебе отец. Это твоя любимая игра. Мери - няня, которой уже много лет, не поспевает за тобой. Ярко-рыжая ирландка, что вечно рассказывает уже заученные наизусть сказки Барда Бидля, вырастила не одно поколение Гринграссов. Она поднимается за тобой на холм шумно выдыхая, ее тяжелое тело с каждым годом становится все неповоротливее, она уже не так молода и прытка, как была раньше, но ты искренне любишь ее. Ты видишь ее чаще собственных родителей. Лишь от нее ты ощущаешь то тепло и любовь, что так необходима детям. Мери умрет, когда тебе будет семь, от какой-то болезни сердца. Это будет первая в твоей жизни утрата. Твое знакомство со смертью, тот жестокий урок, что преподнесет тебе жизнь - чем сильнее ты кого-то любишь, тем тяжелее тебе это терять. Ты прорыдаешь неделю под холодным взглядом своего отца, под неумелыми попытками матери тебя успокоить. Под неловким взглядом новой няни по имени Клер, сквиба, которую наймут на следующий день, как Мери перестанет будить тебя каждое утро, одевая к завтраку.
Это воспоминание, этот ярко-красный змей в воздухе, пытающийся обогнать ветер, станут твоими последними беззаботными воспоминаниями. Твоим последним днем детства.
Твои родители не были плохими людьми. Ты знаешь это как никто. Никогда в своей жизни ты ни разу не обвинил их ни в чем. Даже в холоде по отношению к тебе. Ни разу за свою жизнь твой отец не обнял собственного ребенка, а твоя мать, юная аристократка, кажется, из рода Блэк, была слишком юна, что бы становиться матерью. Она вышла замуж прежде чем окончательно повзрослела, сразу по окончании школы. Ей было не до младенца, тем более такого как ты. А ты был слишком активен, слишком общителен, слишком требующий любви, как и все дети. Ты оказался в обстановке, не подходящей для тебя. Всю свою любовь ты выливал на единственного человека, заботащемся о тебе, на свою няню, называю ее мамой и слушая, как она поправляет тебя. Прошло время, прежде чем ты привык к собственной семье.
Память обоняния самая сильная в человеческом мозге, вероятно, потому что она самая древняя, она ближе к инстинктам. Ты плохо помнишь свое детство, но ты хорошо помнишь запахи, связанные с ним. Запах шерстяного ковра в кабинете твоего отца, лакированное дерево его стола, запах огневиски в хрустальном графине у окна с нетающим льдом внутри. Ты помнишь его лосьон после бритья и запах пергамента. Аромат дорогих духов, меха, пудры, что исходит от твоей матери, запах ее спальни, всегда наполненной цветами. Два таких разных мирка твоих родителей, где тебе не было места. Куда тебя не пускали.
Тебе было десять, когда впервые ты ощутил стойкое желание изо всех стал пытаться никогда не стать таким как они. Холодным и отчужденным как твой отец, чужой и эфемерной как твоя мать. В вашей семье никогда е было тепла, никогда не было поддержки. Договор родителей о браке, у которых, по сути была своя жизнь у каждого. Твое появление на этот свет, как цель этого договора. Сейчас ты понимаешь, насколько несчастными были твои родители. За тем договором о браке, у них больше не было ничего. Они могли не видеться неделями. Это были чужие люди, живущие под одной крышей. Они ели, спали, жили в разное время, в разных помещениях. Ты был тем крохотным мостиком, что иногда позволял им встречаться. Ты был их общим проектом, тем, что вышло у таких чужих друг для друга людей. От матери ты унаследовал внешность. Каждый, кто видел вас, отмечал, как сильно ты похож на свою мать. Цветом глаз, цветом волос, ростом, даже манерами, что незаметно копировались, или выражением лица. От отца же тебе предстояло унаследовать нечто большее: свой характер, деловую хватку и образ мышление. В детстве ты еще этого не понимал. Но это придет позже. Как и все в твоей жизни, в свой черед.
"Семья - это главное! Семья - это все, что у тебя есть!" - слышал ты лицемерные слова своего отца, который вырезал в твоей памяти, словно ножом на мягком створе молодого дерева, редкие изречения. Уже тогда ты видел фальшь в его словах. Уже в детстве ты не понимал, как это можно назвать семьей? Но ты никогда не отвечал отцу. Ты молча впитывал его мудрость. Отец - единственный человек, которому ты никогда не мог ответить. Сейчас ты понимаешь все, но тогда ты ненавидел себя за тот страх, что просыпался в тебе перед отцом. Ты винил и ненавидел себя за этот страх. Ты будешь ненавидеть себя за собственный страх всю свою жизнь. Но слова о семье все равно накрепко засядут в твоей памяти, какими бы фальшивыми они не были. Ты превратишь их в правду!
"Ты должен быть лучшим! Ты Гринграсс!" - был ответ твоего отца, когда сова принесла первое письмо из Хогвартса. Тебе было одиннадцать, тебя ожидал совершенно новый мир. Ты должен быть лучшим! Все или ничего. Либо сделать все идеально, либо даже не берись за это! Первые капни в стеклянное окно твоей самооценки и психики. Слова, с которыми ты отправился в школу.
Слизерин - был весьма ожидаемый выбор. Амбиции, целеустремленность, разрушение преград! Черты, что нашла в тебе распределяющая шляпа прежде чем вынести свой вердикт. Впервые попав в гостиную Слизерина ты в первый же миг ощутил знакомую атмосферу. Твой дом был очень схож с этим помещением, ты почувствовал себя в своей тарелке.
Школа промелькнула как один день. Это лишь в детстве все кажется медленным. Сейчас ты можешь сказать, что школа прошла будто один, хоть и долгий, но сон. Все семье лет ты старался, что бы отец гордился тобой. Странная вещь, между вами никогда не было ни любви, ни поддержки. В тайне ты ненавидел его, глядя на родителей других детей. Видя то тепло и любовь, что была у других и чего ты был лишен. Ты начинал ненавидеть своего старика, но по-прежнему ты жаждал получить его одобрение, хоть толику его тепла. Староста курса, староста школы, клуб слизней, дуэльный клуб. Ты доказывал каждый день, что достоин внимания собственных родителей. И все так же в тайне их ненавидел. Безвольную мать, слишком сильно налегающую на зелья и расслабляющие сыворотки. Холодного отца, для которого банковские операции гоблинов были куда интереснее успехов единственного сына и наследника рода. Ты ненавидел и рос в этой ненависти. Когда тебе исполнилось шестнадцать, ты отказался приезжать в родной дом. Ты находил убежище у редких друзей, ты переезжал все лето от одного друга к другому, пока это перестало быть приличным, а ты не осел в гостинице в Хогсмиде, ожидая окончания лета. Родителям было откровенно плевать, ты усвоил это отлично. Что бы ты ни сделал, каких бы успехов не добивался, но в ответ реакцией отца было лишь холодное молчание из-за газеты и отсутствие от него писем. Единственная, кто тебе писал - была твоя няня, оставшаяся в доме экономкой, после того, как ты уехал в школу. Единственная, кому ты был хоть сколько-нибудь интересен.
И ты воспользовался этим.
Финальный год в Хогвартсе стал переломным в твоей жизни. Ты познакомился нетолько с новыми друзьями, которым предстояло сыграть немаловажную роль в твоей будущей жизни. Ты познакомился с волшебным Блэк Джеком, огневиски и женским полом. До сих пор ты с улыбкой вспоминаешь последний год учебы. Староста школы, а позволял себе азартные игры, проносил из Хогсмида добытую обманом выпивку. Ты перестал быть хорошим мальчиком, ты сломался. Подростковый бунт начался поздно, но быстро наверстал упущенное время. Драки в школе, похмелье, поимка целующимся с девочками. Твоим родителям быстро сообщили о твоем изменившемся поведении. Прощай должность старосты. Что же последовало за этим? Главный урок твоей жизни. Приказ отца ехать на рождество домой. Праздники в вашем доме не отличались теплом, но в этот раз они превзошли все твои привычные ожидания. По приезду следовал такой разговор с отцом, после которого тебе захотелось покончить с собой. Самое мягкое, что выдавал в ярости твой отец, было то, что ты позор семьи с таким поведением. Нет ничего дороже репутации в этом обществе. Нет ничего более жестокого, чем одобрение общества. Никто не захочет иметь дел с человеком, чья репутация оставляет желать лучшего. Ее слишком легко запачкать, а отмывать придется всю свою жизнь. По юности ты еще этого не понимал. Лишь в будущем у тебя вырвутся слова "как же ты был прав, отец...", но это будет нескоро. А пока ты стоял посреди кабинета своего отца, рассматривая узор на ковре и слушая все те унизительные эпитеты, которыми так щедро одаривал тебя самый дорогой человек. Человек, которого ты ненавидел, человек, которого боялся. "Я тоже ненавидел своего отца" - сказал тогда он. "И лишь повзрослев я понял, что он был прав! Ты можешь ненавидеть меня! Можешь презирать! Да, я требую от тебя многого, да, я холоден с тобой. Когда-то я вообще сомневался в том, что ты мой сын. Но ты станешь таким же! И тогда ты меня поймешь!". Именно тогда ты впервые ответил ему. Ты рискнул сделать это. В голове был туман холодной ярости, которую ты впервые озвучил. Ты никогда не будешь таким как он! Ты лучше сдохнешь, нежели когда-нибудь ты позволишь себе вести себя так со своими детьми. Ты впервые высказал ему все, что было в тебя в душе. В первый и последний раз ты озвучил все то, что кипело в тебе всю жизнь. Ты ушел без разрешения покинуть кабинет, ты хлопнул дверью и больше никогда не открывал ее. Заперев все отношения со своим отцом ты больше никогда его не видел. Умер через месяц от инсульта. Тебе сообщили обычным январским днем, когда за окном хогвартса шел снег огромными белыми хлопьями. Профессор Слизнорт сочувственно смотрел на тебя, протягивая письмо твоей матери. Аккуратный мелкий почерк сообщал о том, что отец умер ночью в больнице Св. Мунго. Ему было шестьдесят один год. Последнее, что ты сказал своему отцу - был эмоциональный выплеск всей твоей боли, рожденной им и его воспитанием. Ты не почувствовал утраты. Ты не почувствовал вообще ничего. Осторожно положив письмо на стол преподавателя ты попросил разрешение вернуться к урокам. Твоя душа закрылась, твое сердце стало ледяным. В тот день ты это ощутил. Воспитание отца завершилось, превратив тебя в его копию. Ты не чувствовал боли, потери, сожаления. Поезд домой на похороны. Два дня достаточно, на большее ты не согласен. По завещанию ты становился главным наследником после своего совершеннолетия.
До конца учебы оставалось еще пол года.
Первым твоим решением была продажа фамильного дома. Как ни протестовала твоя мать, ты волен был решать все. Ты хотел сделать ей больно своим равнодушием. Ты продал место, в котором жило множестве поколений Гринграсс. Ты продал все воспоминания чужих тебе людей. Ты продал память собственного отца, что таилась в каждой комнате этого чужого тебе поместья.
Ты купил для своей матери небольшой дом на берегу океана, подальше от самого себя. Остальные же деньги ты отправил в работу, все в этом мире должно работать. И ты тоже. Ты мог бы в жизни не прикасаться кделам, жить в свое удовольствие и не знать проблем. Деньги твоей семьи позволяли сделать это легко и непринужденно, проматывая наследство во все стороны, и оно бы не заканчивалось. Но это решение было не для тебя. Не смотря на свою чистокровность, не смотря на все деньги семьи, ты отправился обычным стажером в Министерство магии. Отдел международного сотрудничества всегда привлекал тебя связями с другими странами. Ты углубился в работу, ты часто бывал за границей Британии. Ты видел мир. И именно этот мир, оказавшийся к тебе добрее чем собственная семья, преподнес тебе лучший подарок в жизни. Из очередной поездки ты привез нетолько контракты о сотрудничестве. Но и молодую чистокровную волшебницу удивительной красоты. Патрисия Лермонт была наследницей виноградников на юге Франции. Ее отец создавал известнейшее вино для волшебников, экспортирующееся в Британию. Она покорила тебя своей красотой, своим спокойствием и своими добрыми глазами. Впервые ты чувствовал эмоции другого человека по отношению к себе. Впервые ты держался за кого-то в страхе потерять. У нее было одно свойство, против которого ты просто не смог устоять. Она могла лишь одним мягким взглядом успокоить даже самую сильную бурю в твоей душе.
Деньгам семьи нашлось применение. Ты купил дом, самый большой в Уэльсе, недалеко от Кардиффа. Дом, в котором начнется история твоей семьи. Дом, который не будет носить память твоих предков. Дом, открытый для будущего. Твоя семья стала лишь твоей семьей! И ты поклялся сделать все ради этой семьи. Твоя молодая жена внесла французский шарм в британскую строгость вашего дома, но истинное счастье в полной мере ты испытал лишь впервые услышав детский крик новорожденной, раздавшейся на весь дом в тот момент, когда ваш первенец появился на свет. Дочь стала началом чего-то нового. Дочь стала твоей путеводной звездой. Лед твоих глаз передался в ее детском взгляде, остальную же внешность девочка унаследовала от красавицы матери. Ты был вне себя от счастья. Этот ребенок был твоим. И ты никогда не позволишь себе стать как твой собственный отец. Своим поведением с ребенком ты докажешь ему, что ты не похож на своего отца. Наивный дурак. Кровь не водица! Но тогда ты еще этого не понимал. Ты был одурманен счастьем, ты не мог наглядеться на крохотный комок нежности и любви, что появился на свет в вашем доме.
Когда же на свет появилась Астория, ты едва не сошел с ума. Тебе ненужны были сыновья. Ты не желал сыновей. В дочерях ты мог излить всю накопившуюся в тебе родительскую нежность и любовь. Впервые увидев своих детей ты не отдавал себе отчет в том, какая тьма поселилась в твоей душе. Какую жестокость привела с собой твоя любовь к детям, рожденную страхом за них. Ты вспомнил, как больно терять того, кого больше всего любишь. И их ты не потеряешь никогда. Ради этого ты будешь готов на все. С появлением детей человек задумывается о глобальных вещах. В каком мире будут рости его дети, с какими людьми общаться. Ты оставался в стороне от политики, ты оставался в стороне от прошедшей войны, ограждая свою семью. Не позволяя, что бы хоть одна новость просочилась в ваш мир покоя и счастья. Ты дорожил всем, что было в стенах вашего дома. Три женщины под этой крышей стали смыслом твоего существования. Но чем дальше шло время, чем сильнее менялся этот мир, тем сильнее становился страх за них. И тем сильнее росла тьма в твоей душе. Ты знал те немногие уроки, что преподнес перед смертью твой отец. Репутация в этом мире делает все. Ты видел своих друзей, чьи имена были запятнаны первой войной. Они лишь на собственных деньгах и аристократии могли обеспечить себе спокойную жизнь, но пятна темного прошлого, нанесенные необдуманными поступками, по-прежнему оставались у их имен жуткими кляксами. На тебя смотрели косо, ты был слишком щепетилен в выборе окружения, в выборе знакомых и партнеров по работе. Ты шел по карьерной лестнице, ты по-прежнему был дипломатически чист перед остальными. Ты придерживался нейтралитета. В твою жизнь вступила грязная политика. Все больше с каждым годом тебя переманивали на свою сторону то одни, то другие. Малфои, Нотты, Гойлы, Паркинсоны, твои старые друзья, имена которых удалось обелить, хоть и с трудом. Все они тихим ласковым ядом проникали в твое сознание. Пока росли твои дочери, ты жаждал им лучшей жизни, которую можно представить. Ты желал им добра. А потому с каждым годом становился все требовательнее, сам того не замечая. Дафна, твоя старшая дочь, слишком сильно напоминала тебе самого себя в том же возрасте. Ты волновался за нее сильнее чем за малютку Асторию, такую похожую по характеру на мать. Хоть младшая дочь внешне и была твоей копией, в ней не было твоей холодной расчетливости, что в свою очередь передалась Дафне. Ты становился все строже к дочерям, ты требовал от них благоразумия, правильности поступков, рассудительности. Никогда в вашем доме не заходило ниединого слова о превосходстве чистокровных. Ни разу в своей жизни ты не озвучил ниодного тезиса, очерняющего маглорожденных волшебников. Лишь однажды, когда твоя младшая дочь рассказала о том, что видела потасовку детей на почве чистокровности, ты поднял эту тему. Лишь однажды ты строгим голосом поведал детям о том, каких взглядов придерживается ваша семья. Но в тот миг первые сомнения, пропитанные речами твоих друзей, поселились в тебе. Что если ты не так уж и прав? Что если "Пора принять решение, на чьей ты стороне, Гринграсс! Не ошибись с выбором, он может быть фатальным!". Эти слова Нотта заставили тебя задуматься.
Ты слепо любишь своих детей. Ты боишься за них, ты переживаешь за них. Вот им уже двенадцать, четырнадцать, шестнадцать. Пора выбирать, в каком мире будут жить твои дочери. Тебе не нравится тот мир, что внезапно развернулся вокруг вас. Он стал слишком тесен для всех. Пока выбирать, кого ваша семья поддержит. Что мы имеем? Армия Лорда, вернувшегося к жизни. Армия, страшная и надвигающаяся, никого не щадящая. Что ей противостоит? Кучка идеалистов, то рьяное подполье, что не в силах противостоять ничему подобному. Ты сделал свой выбор. Ничего личного, лишь деловой подход. Это раскололо твою семью. Это разбило сердце твоей любимой жене. Впервые в этих теплых глазах ты увидел разочарование, осуждение, недоверие. Этот удар был сильнее, чем все угрозы, что ты слышал от тех, кого называл друзьями. Ты сорвался. Впервые ты кричал на свою жену, впервые ваш дом стал свидетелем ссор, непонимания. Ты был разочарован ее недоверием, она - твоим выбором. Для детей, для общества вы оставались идеальной парой. Ваша семья по-прежнему была примером, но в границах дома все изменилось. В нее просочился привычный тебе с детства холод.
Ты держался до последнего, в стороне от происходящего безумия. Ты не одобрял его, а потому не спешил приобрести метку, не спешил пасть на колени перед Лордом, как бы ни подталкивали тебя друзья. Ты медлил и тем самым злил их. Решающий шаг ты сделал в миг, когда на Хогвартс напали. Но шаг этот был против твоих друзей. Тебе было плевать на войну, на Лорда, на все в этом мире. В школе оставались твои дочери, которых ты просто не мог забрать из страха за них же. Пожиратели не отпускают. Ты ожесточился, страх пропитал тебя, сковывая твое сердце, замораживая его окончательно. Ты не выступил на Хогвартс во время решающей битвы. Тебя там не было. И это навсегда останется твоей виной. Ты не выступал нападающим. Но ты и не защитил. И с этим тебе жить всю свою жизнь. Сколько погибло детей, сколько погибло ни в чем не повинных людей, защищающих свой дом, защищающих свой мир. Ты был лишь молчаливым наблюдателем, трусом, что не рискнул выступить против. Ты не поддержал своих друзей, оправдывай себя этим всю жизнь. Но ты ничего не сделал, что бы их остановить. Что ты мог сделать? Лишь погибнуть в попытке остановить эту машину. Ты мог выступить за Орден. Но тебе не хватало веры. Страх слишком глубоко проник в тебя. Все, что ты сделал - это забрал своих дочерей, как бы те ни упирались. Ты просто вывез их из этого ада. Ты был готов запереть из дома, посадить на цепь, лишь бы оградить от той бойни, что велась в школе с этими детьми. Твое сердце никогда не простит тебе молчания и струсости. Всю оставшуюся жить тебе откупаться.
Ты с готовностью прошел через расследование. Ты не называл ничьих имен, все и так было известно. Ты больше никогда не станешь прежним. Ты отказался от корректировки памяти, предложенной Визенгамотом. Ты не хочешь забывать эту войну. Ты выступил против. Забыть войну значило для тебя стереть память всех тех, кто погиб по обе стороны. Забыть для тебя значило дать шанс этому повториться. Ты ненавидел себя, возможно, ненавидишь до сих пор. Твоя жена никогда тебя не простит, но что она знает. Как сам ты никогда не простишь себя. Ты закрылся от нее. Твоим смыслом жизни стало восстановление. Своего доброго имени после расследования. Имени, с которым жить твоим дочерям. Ты оборвал все помолвки детей, оградив их от тех, кто так или иначе был замешан в войне. Ты позволил жене делать все, что она хочет: открывать благотворительные фонды, собирать деньги на восстановление прежней жизни, на помощь семьям погибших. Ты нещадно позволял тратить ваши деньги на все, что могло бы нести мир или хотя бы его видимость. Вы отстроили дополнительное крыло Больнице Св. Мунго, пожертвовали сумасшедшие суммы на восстановление Хогвартса, оплатили похороны и лечение детей. Твое имя стало ассоциироваться с благотворительностью. Ты стал известным филантропом. Но сам ты был мертв в душе и не было тебе прощения. Ты стал жесток и холоден. Ты стал резок с детьми и женой, вы будто стали чужими друг другу. Твоя забота о дочерях дошла до крайности. Ты всегда был требовательным к ним, но сейчас ты стал непреклонен и жесток. Тьма внутри пробралась во все мысли, ты стал совершать необдуманные жестокие поступки, держа их в строжайшей тайне. Для общества вы по-прежнему были примером благополучной семьи. Если кто-то слышал, что ты был замешан в общих делах с Пожирателями, отмахивался "Да ну нет, вы ошибаетесь, это же Гринграссы!". Отец был прав. Репутацию придется очищать всю оставшуюся жизнь.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО
Волшебная палочка: Боярышник, сердечная жила дракона, 11 дюймов, жесткая
Боггарт: трупы дочерей
Патронус: Сокол
Особенные способности: Невербальная магия, трансгрессия (апарация), способность делать деньги буквально из воздуха.
ПЛАНЫ НА ИГРУ
Кровь, семейные драмы и стекло. Дочерта стекла.
Первый порыв — защитить девчонку. Закрыть собой и отправить ее любым способом подальше от огня. Френк не отдавал себе отчета в эту секунду. В голове решался целый ряд задач, и мужчина не мог выбрать первоочередную. «Откинь эмоции! Решай каждую по очередности!» — пронеслось в его голове.
Когда пыль осела, а нападение, казалось, пресечено, Френк все еще крепко прижимал Алису к полу, смотря в сторону нападавшего. Запах дыма и гари заполнял легкие, выжигая изнутри. Все тело было напряжено, каждый мускул был словно оголенный провод. Мужчина больше напоминал гончую на охоте, чем человека. Слух, обоняние, зрение, все сейчас работало на пределе своих возможностей. Он слушал.
— Тихо ты! — прошипел мужчина, поднимаясь с недовольной девчонки. Он старался не отвлекаться, не обращать внимание на то, что оказался так близко к ней, что даже ощущал тепло ее кожи, чувствовал, как двигалась ее грудь в дыхании. Одернув себя, мужчина осторожно и медленно направился в сторону, где теперь затлевал огонь. Тело ребенка еще горело, изуродованное. Глаза в лице отсутствовали, глазницы зияли пустотой, этого Френк не заметил, когда мальчишка стоял на улице. Это означало, что мальчишка уже какое-то время был мертв и пролежал в земле. Черви успели начать его пожирать. Следы гниения говорили о том, что ребенок пролежал далеко не один день в собственной могиле прежде чем его выкрали и переодели. Кто-то заботливо сменил его одежду прежде чем оживить, что бы мальчишка ничем не отличался от сверстников.
— Необходимо осмотреть кладбища. Как магические, так и маггловские. Неизвестно, сколько этих тварей еще... — что-то привлекло внимание Френка в обугливающемся трупе. Из кармана того выпала монета. Золотой галеон, чистейший металл, который будто специально натирали. Или же слишком часто вертели в руках, монета была чистой, отполированной, она ярко сверкала. Кто мог положить монету в карман инфернала? Да и зачем? Подняв глаза на девушку, Френк смотрел на нее, заметив изменения в голосе и походке.
— Что с тобой? — поднявшись, он подошел к ней, убирая руку. Девушка была ранена. Ну вообще отлично. Вот этого только аврору не хватало. Он искренне уже подалел о том, что взял стажера с собой. Первая вылазка и стажер уже ранен. Привет, новый рапорт, докладная и выговор. За этим всем Френк скрывал огонь волнения, что поразил его с ног до головы. Кровь будто отлила от лица мужчины. На задание ему было плевать уже с высокой колокольни, самое главное сейчас было — отправить Алису в лазарет.
— Пошли! Тебя нужно отправить в больницу! — крепко сжав ее за плечо, мужчина повел ее из дома, — этот мальчишка был шпионом, он следил за нами, а значит его хозяин находится не так уж и близко. Нам не обшарить каждый дом в округе. С тобой уж точно!
Выведя на улицу стажера, Френк дотронулся до значка, вызывая подмогу. Дело приобретало слишком серьезный поворот. Отправлять сноп искр посреди белого дня в районе, состоящем наполовину из магглов, было не лучшей затеей. Но прежде всего нужно было убрать Макмиллан с линии огня.
Но как только пара покинула дом, Френк ощутил спиной сильнейшую взрывную волну. Никто не слышал заклинания, их просто отбросило взрывом, который произошел в доме. Закрыв и так раненую девушку собой, мужчина повернулся спиной по направлению к дому. Оглушающий шум на мгновение лишил слуха. Воздух загорелся, наполняясь пылью и копотью. Дом взлетел на воздух от невербального заклятия. Прошло несколько секунд прежде чем Лонгботтом решил повернуться к взрыву. Обломки дома, в котором они только что были, все еще падали на землю. Внутри горело пламя, уничтожая последние улики. Лишь вдалеке, за стеной пыли стоял человек. Виден были лишь его силуэт, без черт лица или одежды.
Френк продолжал крепко держать Алису за руку в то время, как во второй руке сжимал волшебную палочку, направленную в сторону нападающего. Время растянулось в пространстве. Казалось, что секунды длятся часы. От пыли было невозможно дышать. И в этот миг вокруг начали появляться вспышки. Отряд немедленного реагирования. Авроры прибыли на подмогу. Начавшаяся было на мгновение битва, тут же прекратилась, темный маг исчез так же внезапно, как и появился, дабы взорвать чертов дом, собственное логово.
— Доложите обстановку? — Френк уперся взглядом в старшего аврора из своего отдела. Тот лишь спокойно посмотрел на раненую девушку.
— Нападение темного мага, создание инферналов. Одного мы нейтролизовали. Других не видели, но судя по месту создания, их должно было несколько, возможно с десяток, судя по эпицентру. Улики были в доме, но маг взорвал его за секунду до вашего прибытия.
— вас понял. Не волнуйтесь, мы здесь продолжим, а вам нужно уходить, — понимающе кивнул коллега, все еще смотря на девушку, — с боевым крещением... — тихо усмехнулся он обращаясь к Макмиллан.
Отойдя от него, Френк даже и слушать не хотел возражения Алисы.
— Еще одно слово и ты останешься за бумажной работой до конца своих дней!! — волнение приобретало в нем форму злости. Мужчина спешит, но каждый встреченный им аврор считал своим долгом что-то сказать Лонгботому или Макмиллан. Не выдержав, Френк прижал к себе девушку, аппарируя в госпиталь.
Больница Св. Мунго встретила авроров с привычным шумом рабочего процесса. Чистота коридоров, запах лекарственных препаратов и растений. Подойдя к регистратуре первого этажа, Френк посмотрел на сидящую женщину. Та подняв голову, радушно улыбнулась, узнав аврора.
— Френк... Какими судьбами? Что у тебя случилось? Никто не поступал к нам в последние дня.
— Привет, Скарлет. У меня тут раненый стажер. Нам бы целителя, да побыстрее!
Женщина посмотрела на Алису, улыбка исчезла с лица волшебницы.
— Да-да, конечно! Идите в первую смотровую, я сейчас пришлю к вам лекаря. Ох, бедная девочка! Такая работа жестокая, зачем только женщины в нее идут. Мужчины и те не выдерживают!
Закрыв дверь за собой, Френк остался вместе с Алисой в тихой приемной палате. Стянув плащ, мужчина протер лицо руками, выдыхая. Все произошедшее отдавалось головной болью и сводящими мышцами по всему телу. Этот день никогда не закончится, не смотря на то, что солнце в окне явно уже стремилось к своему закату.
— Даже не говори ничего! — стоял спиной к стажеру, Френк на ментальном уровне ощущал все возмущение девицы. Он и сам был таким много лет назад. Но это не отменяло того факта, что Макмиллан нечего было делать в этой службе.